Октябрьская революция

У Блока никогда не было негативного отношения к советской власти. В отличии от Михаила Пришвина, Анны Ахматовой, Юлия Айхенвальда, Зинаиды Гиппиус, Дмитрия Мережковского, которые выступали с критикой новой власти, Александр принял революцию и даже пошел на сотрудничество с новыми властями.

В то время Блок был достаточно популярным поэтом, и государственное руководство использовало его известность для осуществления своих задумок. Поэта постоянно назначали возглавлять какие-то учреждения или комиссии, в которых он ничего не смыслил и которые были ему абсолютно не интересны.

Александр Блок — Скифы

Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.

Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,

С раскосыми и жадными очами!

Для вас — века, для нас — единый час.

Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас

Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал

И заглушал грома, лавины,

И дикой сказкой был для вас провал

И Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток

Копя и плавя наши перлы,

И вы, глумясь, считали только срок,

Когда наставить пушек жерла!

Вот — срок настал. Крылами бьет беда,

И каждый день обиды множит,

И день придет — не будет и следа

От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,

Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип,

Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя

И с ненавистью, и с любовью!…

Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!

Мы любим все — и жар холодных числ,

И дар божественных видений,

Нам внятно всё — и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений…

Мы помним всё — парижских улиц ад,

И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

И Кельна дымные громады…

Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,

И душный, смертный плоти запах…

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет

В тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы

Играющих коней ретивых,

Ломать коням тяжелые крестцы,

И усмирять рабынь строптивых…

Придите к нам! От ужасов войны

Придите в мирные обьятья!

Пока не поздно — старый меч в ножны,

Товарищи! Мы станем — братья!

А если нет — нам нечего терять,

И нам доступно вероломство!

Века, века вас будет проклинать

Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам

Перед Европою пригожей

Расступимся! Мы обернемся к вам

Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!

Мы очищаем место бою

Стальных машин, где дышит интеграл,

С монгольской дикою ордою!

Но сами мы — отныне вам не щит,

Отныне в бой не вступим сами,

Мы поглядим, как смертный бой кипит,

Своими узкими глазами.

Не сдвинемся, когда свирепый гунн

В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,

И мясо белых братьев жарить!…

В последний раз — опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

В те годы Блок написал своих знаменитых «Скифов» и нашумевшую поэму «Двенадцать». Ключевым образом поэмы был Иисус Христос, возглавивший шествие двенадцати красноармейцев. Эта поэма вызвала неоднозначную реакцию литературного сообщества. В настоящее время поэме дана объективная оценка, и ее признали лучшей из того, что было написано в Серебряном веке. Однако в то время современники поэта высказывались о ней резко негативно, особенно их возмутил образ Иисуса. Блок написал эту поэму за месяц, и сразу превратился в персону нон грата. От него отвернулись не только власти, но и коллеги. Они считали его безумцем, а он писал о себе: «Я – гений».